Елена Женина: Скажи, пожалуйста, синяки остаются после этой процедуры? И если остаются, то в какой области?
Антон Захаров: Могут быть в области нижних отделов щек и в области шеи, может быть синева, прокрашивание, впоследствии с инволюцией этих изменений в желто-зеленый цвет, как всегда это происходит, и рассасыванием. Это, опять же, занимает около двух недель, имеет право быть. У каких-то пациентов это достаточно выражено, у каких-то в меньшей степени. Это индивидуально, зависит от той кровоточивости ткани, которую мы имеем на операции, от состояния звена гемостаза у пациента – от очень многих факторов в целом. Но это не является какой-то проблемой, в любом случае все рассасывается и ровный контур остается, красота остается, отеки, синяки уходят, а другая эстетика, другое восприятие лица остается на долгие годы при этой операции.
Елена Женина: Эту повязку, которую ты говоришь, ее нужно носить только пять дней после операции? Или потом еще какое-то время ее нужно, например, надевать на ночь?
Антон Захаров: Пять дней после операции, больше нет потребности. Иногда даже более короткое время, как я и сказал.
Елена Женина: Для чего она нужна? Для того чтобы предотвратить отеки или для того чтобы ткани зафиксировались?
Антон Захаров: Повязка обеспечивает равномерную компрессию и исключает скопление тканевой жидкости, отделяемой под лоскутами, отслоенными тканями, которые должны находиться в правильном положении. То есть основная задача этой повязки – это компрессия, то есть удержание в правильном положении и закрытие какого-то мертвого пространства, чтобы не было каких-то пустот, где может что-то скопиться.
Елена Женина: На сколько эффект от этой операции сохраняется потом? На протяжении какого времени? Опять же, по практике. Я понимаю, что это все индивидуально.
Антон Захаров: Очень зависит от анатомии лица. Но это от семи лет до двенадцати – где-то, наверное, в таком диапазоне. На тяжелых лицах, с тяжелой нижней третью, круглых, перегруженных клетчаткой, с короткой шеей это время может сокращаться до пяти лет. Но очень важный момент заключается в том, что лицо никогда уже не будет таким, как прежде. Это не значит, что через семь лет оно станет таким же, каким было раньше. В любом случае, даже через 27 лет, оно будет выглядеть лучше, чем если бы эта операция не была сделана. С одной стороны, эффект от нее сохраняется навсегда, именно в таком ключе. Потому что какой бы срок ни прошел, те анатомические перемещения, которые мы выполнили, они уже останутся, те избытки вялой кожи, которые были иссечены, удалены, они уже тоже новые не вырастут, и пациент через любое время будет выглядеть лучше, чем без этой операции. С другой стороны, точкой не окончания эффекта, а ухудшения эффекта мы считаем, когда начинается рецидив гравитационного опущения тканей щек и шеи. Именно этот момент может наступить на пятый, шестой, седьмой год или далее. Если лицо худое, треугольной формы или классический овал, не перегружен клетчаткой и мягкими тканями, то 12–15 лет, может быть, сохранится ровный контур. Если, опять же, возвращаясь к тяжелым лицам, тяжелой нижней трети – конечно, этот срок смещается в сторону укорочения.
Елена Женина: Скажи, пожалуйста, массажи косметологические, гимнастика для лица как-то тормозят этот процесс? На твой взгляд, как хирурга.
Антон Захаров: Как хирурга – нет. Дело в том, что мимические мышцы не подлежат эффективной тренировке, в силу их анатомических особенностей. Одна часть мимической мышцы прикреплена к прочным структурам (например, к костям лицевого скелета), другая часть свободно распределена в мягких тканях, либо вплетается в фасцию, либо в кожу. Нет жестких точек фиксации при нагрузке на эту мышцу. Накачать, как в спортзале, мимическую мускулатуру не очень получается, она не очень этому подвержена. Поэтому, наверное, гимнастику для лица… Если человек видит эффект и получает удовольствие – наверное, можно этим заниматься. Но рассчитывать на лифтинг-эффект, на то, что что-то значимо подтянется, изменится контур – на это рассчитывать нет смысла.
Массаж – любой массаж полезен, не стоит преумалять его ценность. Опять же, это улучшает трофику тканей, улучшает цвет лица, без сомнения, возможно, улучшает качество покровных тканей за счет улучшения кровообращения. Поэтому с этой точки зрения он действенен. С точки зрения лифтинг-эффекта, что мы что-то помассировали и изменился контур нарушения овала – к сожалению, это невозможно. Потому что есть еще связочный аппарат, который фиксирует все в этом положении, есть законы взаимоотношения тканей, которые не позволяют решить эту задачу таким простым путем, к сожалению.
Елена Женина: Ты же понимаешь, что женщины реагируют на изменения в своей внешности все по-разному, соответственно, возраст, в котором они обращаются за помощью к хирургу, тоже очень разный. Давай мы какой-то средний возрастной ценз определим, когда нужно идти. Потому что кто-то считает, что в 35 уже нужно, кто-то считает, что в 50 еще рано (есть и такие). Все-таки в среднем когда эта операция наиболее эффективна по результату, и когда она даст наиболее пролонгированный эффект?
Антон Захаров: Наиболее эффективна она будет на этапе ранних изменений, то есть когда проявились первые изменения контура овала, появилось провисание тканей через край нижней челюсти, так называемые брыли, или сформировались морщины-марионетки и через них начали ткани уже вниз смещаться, либо появилось провисание тканей шеи. Чем более ранний этап изменения, тем более длительный будет эффект от операции. Поэтому в такой момент если мы все сделаем, то 10–12 лет это будет держаться. Если пациент приходит уже с выраженными возрастными изменениями, когда, кроме того, что появились складки за счет гравитационного смещения, уже заложены жесткие морщины в структуре этих складок, изменения в структуре кожи и полнослойное изменение в подкожных тканях – конечно, если мы все это расправим, то эти структурные изменения уже сохранятся. Результат будет хорошим, но он не будет таким радикальным, с одной стороны, и он не будет таким долговечным, потому что ткани уже привыкли находиться в этой позиции.
Поэтому, конечно, когда приходят пациенты с выраженными изменениями и говорят: «Я думаю об операции, но я еще пять лет подожду», – это неправильное решение. Все нужно делать вовремя. Конечно же, если пациент приходит в инволюционном возрасте, уже со старческими (даже не ранними возрастными, а старческими) изменениями, пожилой человек… В моей практике есть такие пациенты, которым далеко за 70, и они только решили заняться этим вопросом. Видимо, каждому свое время. Даже у них хорошие результаты этих операций, но они при этом не выглядят моложе, они при этом выглядят аккуратнее.
Елена Женина: Просто свежее.
Антон Захаров: Аккуратнее и свежее. Если говорить о том, чтобы облик был реально молодым длительное время, то стартуем на этапе ранних изменений. Это и с позиции эффективности, и с экономических позиций – с этих позиций гораздо более правильно.
И очень важный аспект – часто пациенты молодого возраста или до 40 лет говорят: «О, эта операция для пожилых людей, мне рано этим заниматься». А у них есть все показания. Это вопрос именно показаний, структуры лица. В моей практике есть пациенты, было несколько человек, которым не было тридцати, с показаниями для этой операции – наверное, коллеги… Если говорить о возрасте для проведения этого вмешательства, можно как-то удивиться. Это были пациенты после глобального похудения, похудевшие на 40–50 килограммов, с провисанием кожи всех слоев лица, и с абсолютными показаниями для выполнения этой операции. Это говорит о чем? О том, что это не возрастной момент, это момент состояния тканей.